Сенива Ольга

Меня зовут Сенива Ольга Александровна. Родилась я 6 ноября 1936-го года и выросла в селе Тумир Ивано-Франковской области.

Мои родители перестали посещать грекокатолическую церковь и в 1941-м году стали Свидетелями Иеговы. В те годы в нашем селе было мало Свидетелей, поэтому мы не проповедовали; читали дома Библию и литературу. Иногда к родителям приходили еще две семьи и вместе проводили встречи. Эти встречи проходили рано утром.

Когда мне было 7 лет, я пошла в школу в первый класс. Дети называли меня «бадачка» (так в народе называли Исследователей Библии, потому что по-польски «бадач» – исследовать). Но, правда, меня никто не бил. Я думала: «Говорите, что хотите, а я рада, что родители учат меня Слову Божьему».

Когда родители перестали ходить в грекокатолическую церковь, их в нашем селе стали сильно притеснять, а одного Свидетеля Иеговы даже убили, ударив палкой по голове. Это потому, что священники говорили: «Прихожане, бейте бадачей!» И они нас презирали, относились к нам жестоко. Мой дед, мамин отец, отказался от нас: «Я к вам больше никогда не приду, потому что вы поубирали образа и иконы из дома, и ваш дом превратился в сарай, я не зайду больше к вам». И дедушка очень злился и в церковь ходил.

Мамина самая младшая сестра, Катюша, тоже начала изучать Библию, и дед выгнал ее из дома. Она жила у нас какое-то время, а потом заболела тифом и умерла в 18 лет. В селе решили, что «бадачей» нужно хоронить отдельно, поэтому для Свидетелей выделили отдельное кладбище. Перед смертью Катюша попросила маму, чтобы ее похоронили на том кладбище, где хоронили наших Свидетелей Иеговы.

Однажды дедушка донес на моего отца представителям власти, но у отца были больные пальцы на руках, они не разгибались полностью, и его отпустили. А в это время дед звонил в управление, просил, чтобы отца отпустили, потому что он просто хотел его напугать, что его отправят в трудовой лагерь, чтобы отец отрекся от своей веры.

Когда мне было 8 лет, пришли военные и сказали папе: «Собирайся, пойдешь воевать». Отец вышел из дома, взяв с собой Библию, а мы с мамой пошли следом за ним. Солдаты вывели его во двор нашего дома и спрашивают: «Пойдешь воевать?» А папа показал Библию и сказал: «Я не могу нарушить Закон Бога, ведь пятая заповедь говорит: „Не убивай”». Один военный рассвирепел, выхватил у него Библию, швырнул ее на землю и говорит: «Сейчас я тебя пристрелю, как собаку». И уже стал заряжать ружье, а второй схватил его за руку и стал просить, чтобы не стрелял при мне и маме, умолял его не делать этого. А я подбежала к папе, обняла его и не отпускала. Тот военный, который хотел папу застрелить, отошел в сторону и сказал: «Сам с ним разбирайся». Оказалось, что тот солдат был разгневан, потому что только что узнал, что вся его семья погибла. А тот, другой, который заступился за папу, сказал: «Друг, в военкомате будешь объяснять, когда тебя спросят, пойдешь воевать или нет, а тут не надо, а то он тебя пристрелил бы сейчас, как собаку, и ему бы это с рук сошло». Отца отправили в военкомат, и суд осудил его на 10 лет за отказ от военной службы. Он отбывал наказание в Горьковской области 5 лет. Должен был еще 5, но была амнистия, и его освободили. В 1948-м году отец вернулся домой.

А уже в 1951 году 2-го апреля в три часа ночи к нам постучали: «Хозяин, открой дверь». Папа открыл дверь, они зашли и сказали: «Ты будешь верить в своего Бога или откажешься? Если откажешься, поставь подпись, и мы тебя оставим в покое, а если не откажешься, то поедешь в Сибирь к белым медведям». А папа ему сказал: «Я никогда не откажусь от своего Творца, Бога Иеговы». – «Тогда собирайся». И дали нам два часа. Мне тогда только исполнилось 13. А у мамы на руках был маленький трехмесячный ребенок. Те солдаты сказали, что можно взять с собой немного зерна, муки, еще чего-то. Разрешили нам взять мешок зерна и полмешка, сколько было, муки. Вот и все, что у нас было, тогда даже испеченного хлеба в доме не оказалось. Позже днем люди подбегали к повозке, где мы сидели, и бросали нам хлеб. Сначала нас привезли в сельсовет, там дожидались машину. Когда машина приехала, нас погрузили в нее вместе с тремя другими семьями Свидетелей Иеговы и повезли в Хриплин. В Хриплине стоял большой поезд с товарными вагонами. Из машины нас пересадили в товарный вагон. Поезд был очень длинный. В вагоне вместе с нами еще было восемь семей. Погрузили нас, закрыли двери, и всё. В другие вагоны тоже загружали Свидетелей Иеговы, пока не наполнили весь поезд. Затем нас отправили в путь. В нашем вагоне были сделаны нары. Четыре семьи на одной стороне, четыре – на другой. Мы достали взятую из дома постель и разместились рядом друг с другом на этих нарах. В центре вагона была установлена буржуйка. Еще был туалет в виде такого деревянного желобка, его мы завесили покрывалом, и получился туалет. Желобок выходил в дыру, сделанную в полу; когда им пользовались, то все просто выходило наружу. Так мы ехали целый месяц. В пути мы вывесили плакат «Свидетели Иеговы». На станциях стояли другие поезда, с такими же плакатами, и мы махали руками через окошки своим единоверцам по дороге в Сибирь. Каждое утро заходил охранник и всех пересчитывал по именам. Нас кормили в пути каждый день. Во время обеда брали двух или трех человек с ведрами, на больших станциях нам приносили борщ и хлеб. В вагоне мы делились друг с другом всем, что у кого было: хлебом, жиром, салом, всем, и так доехали до Куйбышева. В Куйбышеве нас отвели в баню, помыли, продезинфицировали одежду и снова завели в вагон. И мы ехали целый месяц.

Привезли нас в Иркутскую область, Алзамайский район, на станцию Замзор. Там, в Замзоре, нас завели в местный клуб. Всех из нашего вагона выгрузили, добавились еще семьи из других вагонов. И мы ждали три дня, пока подготовят что-то вроде саней. Две длинные сосны, на них такой стеллаж, и на него всех погрузили со всеми вещами, какие у кого были. И повезли нас в тайгу, в лес, 12 км от станции Замзор. Местность по пути в поселение там была очень болотистая; куда нас везли на тех санях, машина не смогла бы проехать, потому нас дальше трактором везли.

В поселке было двенадцать бараков, разместили нас по четыре семьи. А там, где бараки были побольше, там еще больше семей жили. В центре барака стояли буржуйки. На этих буржуйках наши мамы готовили еду. Готовили по очереди, никто не ссорился, никто не говорил я — первый, я хочу быстрее. Мы были в ведением комендатуры. Каждый месяц к нам в поселение приезжали, считали нас, всех записывали и следили, чтобы никто никуда не сбежал. Но все были на месте, все были послушные.

Нас сразу же отправили на работу в лес. Наши папы валили деревья, «Дружбой» пилили. А нам, детям, дали топоры и сказали обрубывать веточки с деревьев. И мы их обрубывали и жгли на костре. Так у меня в трудовой до сих пор и записано: «сучкоруб». На работу нас возили на лошадях. Возили на таких специальных повозках. До поселка нашего было недалеко, поэтому кто-то пешком шел, а кто-то ехал. Со временем построили магазин, и когда летом дорога подсохла, машина могла подъехать. Стали привозить в магазин продукты, а мы их покупали. Нам уже начали платить деньги. Платили мало. Мы, молодежь, видимо от недостатка витаминов, стали слепнуть, днем видели, а вечером уже нет. Ну, зрение потом вернулось. Поначалу у нас не было ничего, даже картошки. У некоторых семей было больше продуктов, им разрешили взять с собой, все зависело от тех солдат, которые их из дома забирали. Кому-то больше разрешили взять, а кому-то совсем ничего не разрешили. И все делились друг с другом тем, что у кого было. Никто не умер от голода, еды, конечно, не хватало, но все выжили в то трудное время.

Летом наши мамы шли 12 км в Замзор и там помогали людям сажать картошку. И люди за их труд давали нам картошку. Наши мамы несли ее на плечах 12 км домой, чтобы была еда. Со временем и сами стали сажать, кто картошечку, кто еще что-то. Кто-то даже корову завел. А летом, даже в Сибири, мы собирали бруснику, чернику, малину, смородину.  Природа была просто прекрасной, весной расцветали самые разные цветы. Но очень нас кусали мошкара и комары. Так сильно кусали, что руки и лицо опухали. Мы сделали себе сетки на голову и так и ходили на работу, все везде завязывали и намазывались дегтем, чтобы воняло, и чтобы нас так сильно не кусали. Но мы не грустили, никто не плакал, мы были благодарны за все, пели песни и прославляли нашего Бога. Когда мы шли с работы, мне тогда было лет 13-14, всю дорогу до самого поселения пели. А когда мы подходили к дому, наши мамы говорили: «О, уже наши дети домой идут».

В 1954-м году я крестилась в реке Алан. В 1956-м, 8 ноября, вышла замуж. В 1958-м родился сын Богдан, потом еще две дочки, Светлана и Ирина. К сожалению, сыночек трагически погиб в 36 лет.

Мы проводили встречи собрания всегда вечером в бараке по 4 семьи, у нас была переписанная литература, и по ней мы изучали Библию. Нам никто не препятствовал, со временем мы стали собираться вместе двумя-тремя бараками. Вечерю воспоминания отмечали дома, в своих бараках. Так мы жили в Сибири с 1951 по 1965 год.

В 1965-м нас освободили, и все Свидетели из поселения разъехались по городам. Мы переехали в город Тулун Иркутской области. Там нас сильно преследовали, следили за нами, вызывали в милицию, допрашивали. Вечерю воспоминания проводили иногда даже в лесу, а иногда – дома. На поселении у нас было больше свободы.

Однажды мы собрались в квартире у Костецкого Романа и хотели провести Вечерю воспоминания. И тут ворвались сотрудники КГБ. Начали допрашивать, почему мы собрались. Ну, мы и сказали, что хотим отметить Вечерю воспоминания смерти Иисуса Христа. Тогда они составили акт и дали Роману прочитать и подписать. А пока он читал, сфотографировали его и всех присутствующих. Потом в газете напечатали, что Роман читает литературу из Америки, Сторожевую Башню, что учит своих Свидетелей своей религии. И нас разогнали, не дали отметить Вечерю, всех присутствующих оштрафовали. Мы тогда разошлись по домам, а ночью встретились, пошли в лес и там провели Вечерю.

Если где-то что-то случалось, всегда винили Свидетелей. Однажды загорелся лесозавод. Пустили слух, что его подожгли Свидетели. Словом, поливали нас грязью. Некоторые верили, а многие видели наше поведение, жили рядом, и говорили: «Не может такого быть, они – люди очень набожные, они такого ни за что не сделали бы». Так что некоторые нас защищали, а некоторые были против нас.

В 70-е годы мы вернулись в Украину, в Запорожскую область, город Мелитополь. Сначала переехали наши родственники, а уже потом мы к ним.

Сейчас мне уже пошел 85-й год. Несмотря на то, что мое здоровье с каждым годом ухудшается, я очень благодарна Богу за каждую минуту своей жизни, за то, что выдержала все испытания и вместе со своей большой семьей, детьми, семью внуками и тремя правнуками могу свободно поклоняться нашему Творцу.