Карпюк Елена

Я родилась 16 марта 1931 года. Отец, Карпюк Платон, был баптистом. В это время в нашем селе Калусов (теперь село Гряды, Волынская область) еще не было Свидетелей Иеговы. Поэтому все мы ходили на собрания к баптистам. Потом в наше село приехали проповедовать Свидетели Иеговы из села Ласков. Это было примерно в 1939 —1940 годы. Мы с мамой сразу решили, что хотим стать Свидетелями. Мы стали собираться маленькими группами для проведения встреч. Мы вместе с мамой Матроной, старшей сестрой Александрой и братом Алексеем посещали собрания регулярно. Встречи проводились в разных семьях по очереди. Когда встречи проходили у нас дома, папа тоже присутствовал.

В школе меня часто уговаривали надеть пионерский галстук, грозили даже исключить из школы. Я отвечала: «Если имеете право, то исключайте». Но те угрозы остались лишь угрозами.

В 1950 году я сильно заболела. Ноги болели так, что я не могла ходить, я даже не могла громко говорить. Все думали, что я умру. Меня осматривали разные врачи, но лечить не брались. Один врач сказал: «Или она долго не протянет, или будет калекой». Единственное лечение, которое смог найти папа – тридцать уколов витаминов. Через какое-то время болезнь отступила.

Ко времени выселения моя старшая сестра уже была замужем, а старший брат, Алексей, сидел в тюрьме за отказ идти в армию. Я еще ходила с помощью трости, когда нашу семью приехали вывозить в Сибирь.

7 апреля 1951 года нас разбудили ночью и сказали: «Готовьтесь к выселению». Сотрудники милиции отнеслись к нам хорошо, разрешили даже заколоть кабана. Вначале нам сказали, что можно брать с собой все, кроме, почему-то, картошки. Потом старший из милиционеров сказал: «Где ты такое слышал, что нельзя картошку?! Бери!» А папа ответил: «Раз сказали, что нельзя, я уже не буду брать». В документах сотрудников милиции было указано, что папа тоже Свидетель, поэтому его выслали вместе с нами.

Мне сказали, что я могу остаться, поскольку я больна. Но я кричала: «Нет! Я поеду вместе с семьёй». Я ничего не боялась и не переживала. Ведь мы знали, что нас всех будут вывозить. С нами жила бабушка, она была очень старая и больная, и они поехали в сельсовет, чтобы её вычеркнуть, ведь куда такую больную везти? Также осталась моя старшая сестра. Моей сестре сказали: «Готовьтесь, в следующий раз выселят всех!» Какое-то время она ждала ссылку, держала дома готовые сухари. Но второй высылки так и не последовало.

Нас везли в Сибирь 18 дней. Каждый вечер в пять часов нам давали суп, хлеб, чай и воду. Кроме того, Свидетели делились друг с другом продуктами, взятыми из дому, поэтому никто не голодал. На остановках тем, у кого были с собой вёдра, разрешали под присмотром милиции набирать воду. Но однажды такой воды не дали. Мы были без воды целый день, дети плакали от жажды, это было очень страшно. Раз в день нас выпускали в туалет под вагоны.

В нашем вагоне только одна семья не была Свидетелями Иеговы. Вначале мы подумали, что их подсадили специально, чтобы нас подслушивать. Потом мы узнали, что их тоже выселили, но по другой причине – как кулаков. Семьи Свидетелей были из четырёх соседних сёл.

Мы ехали в товарном вагоне и набрались вшей, поэтому всем сыпали за шею дуст. Нас привезли в Заларинский район Иркутской области. Поезд оставил вагоны в тупике. Прибыв к месту назначения, в поселок Залари. На железнодорожном вокзале нас сразу начали осматривать «купцы» из Залар и окружающих сёл. Тем, кого забрали в поселок, жилось легче, ведь там за работу платили, а в колхозе только осенью платили за работу зерном. Потом мы научились делать из этого зерна муку и продавать её.

Поскольку в нашем вагоне в основном были мужчины старшего возраста, женщины и дети, нас забрали в колхоз посёлка Багантуй. Нас поселили вместе с еще пятью семьями в двух комнатах барака, сделанного из заброшенного детского садика. Рядом был лес, поэтому в комнатах было много клещей. Вместо плиты стояла бочка, которую мы топили дровами. Она служила нам для приготовления пищи. Потом мы сами построили печь и соорудили плиту. В этом месте мы прожили около года.

Наш барак был на окраине села, и мы часто пели. Местные жители подходили к бараку, чтобы послушать, как мы поём, а потом говорили, что это было очень красиво. Впоследствии местные стали брать нас на квартиру, и наш барак расселили.

Сразу после приезда в Сибирь я приняла крещение как Свидетель Иеговы в возрасте 20 лет. Крещение проходило в Заларинском районе в местном озере. В один день крестилось 12 человек, но мы сделали это тайно.

По состоянию здоровья мне сделали поблажку и поручили лёгкую работу —развозить почту на лошадях. Благодаря этому я могла какое-то время привозить в поселение из Залари литературу Свидетелей. На работе меня в целом уважали, но мастер часто говорил: «Лена, тебя подводит вера». И из-за этого оставлял меня без разных премий и грамот. Многие люди, узнав, что я Свидетель Иеговы, начинали меня сторониться. Было видно, что они получили до того много негативной информации. Когда участковый инспектор узнал, что мне, Свидетелю Иеговы, поручили развозить почту, то снял меня с лёгкой работы, потому что говорил, что Свидетели не могут свободно передвигаться, тем более возить корреспонденцию. Поэтому меня назначили в колхозную бригаду, где я участвовала в жатве, взвешивала зерно, косила траву…

Поскольку мы отбывали ссылку в небольшом селе, люди не преследовали нас слишком сильно и не запрещали нам встречаться. Участковый милиционер даже просил одну женщину, Свидетеля Иеговы, ухаживать за его шестилетней дочкой. Она говорила с девочкой также и о вере. Однажды на новогодней ёлке дети рассказывали стишки, а эта девочка решила рассказать стишок, которому её научила няня-Свидетель.

Люди были бедные, а потому добрые. Они часто откликались на библейскую весть. Мы увидели, что нужны в Сибири, ведь там мы познакомились со многими людьми, желавшими больше узнать о Боге. Хотя вначале нам было трудно, однако осознание того, что я страдаю за Божье имя вместе с другими Свидетелями, придавало радости.

Председатель колхоза был порядочный человек, и, хотя денег за работу не платил, но зерно и молоко давал. Представители власти время от времени приезжали из района и предлагали отречься от веры и ехать домой. Участковый часто грозил: «Вы поменьше проповедуйте, а то мы вас вывезем еще дальше, на Камчатку».

В том году, когда мы приехали в Сибирь, был большой урожай пшеницы, поэтому местные жители говорили: «Видно, что с вами Бог, у нас еще никогда не было такого урожая». Сибиряки часто нас просили провести похороны их родных и близких, так как мы хорошо знали Библию и красиво пели. Это была возможность давать хорошее свидетельство. За те годы, что я прожила в Багантуе, двое местных приняли нашу веру: наша соседка и местная врач. В соседних сёлах некоторые люди тоже стали Свидетелями. Количество единоверцев росло и после нашего отъезда из Сибири.

Мне запомнился день смерти Сталина. В село привезли телевизор и всех собрали. Местные очень плакали, а мы нет. На следующий день я привезла в школу письма и газеты, и учительница спросила меня: «Ты смотри, все наши, русские, плакали, а вы – нет». Я ответила: «А вы бы плакала? Он нас выслал в Сибирь, а я еще по нему плакать буду?» Через какое-то время я пришла с газетами и увидела, как она рубит топором портрет Сталина. Я спросила: «Вы так по нему плакали, а теперь такое с ним делаете? Мы по нему не плакали, а никогда бы такого не делали. Поставили бы где-то там в уголке, пусть бы стоял». Учительница ответила: «Потому что вы — разумные люди».

Через много лет нам разрешили покинуть спецпоселение. Это произошло в 1965 году. Я вначале не хотела, ведь уже привыкла жить в Сибири, но мама очень захотела, и поэтому мы вернулись. По приезду вначале жили у родственников, так как наш дом и имущество забрали в колхоз. На том месте, где мы жили, уже не было ни дома, ни сада. Сейчас на его месте просто поле, и я даже не узнаю того места, где мы жили до выселения.

Вместе с сестрой я ходила работать в колхозе. Другие женщины приловчились к такой работе, а я нет. Я брала с собой из дому на плечах сумку с едой, но работы было столько, что даже в обед не было времени снять с плеч сумку.

Обратно в Украину мы ехали всего четыре дня. Около года нам не давали прописку, поскольку спецпоселенцам было запрещено возвращаться в родные места. К нам приехал чиновник из райцентра (Иваничи) и сказал: «Вы не имеете права жить здесь без прописки». Я ответила: «В таком аду, как мы живём, я бы и не прописывалась. Я не хотела возвращаться, но мама очень хотела, ведь здесь её дети и внуки. Мама здесь останется даже без прописки. А у меня есть младший брат в Ангарске. Я поеду к брату и буду жить там. Хоть и в шахту поеду работать, лишь бы не здесь, но маму брать туда уже не буду». После того разговора нам с мамой дали прописку.

В 1980-х годах нам разрешили ездить на конгрессы в Польшу. Мы впервые были на таких больших встречах. Там мы слышали столько всего нового, что сложно было и запомнить. Но помню, что мы там увидели и братьев, которых знали еще по Сибири.

Сейчас мне уже почти 90 лет, и я убедилась, что жизнь с Божьей помощью самая лучшая. Этот мир не может дать ничего лучшего.