Горчинский Тадей
Я, Горчинский Тадей, родился 14 июля 1934 года в поселке Роздол Львовской области.
Мой отец ближе познакомился с Библией в США, когда был там на заработках. В нашем поселке он был первым, кто проповедовал Слово Бога с помощью патефона и граммофона. В то время это были передовые методы.
В школе дети смеялись надо мной, против меня их настраивал местный священник. Поэтому я закончил только 2 класса. Из-за издевательств я не ходил в школу. Я помню, как учитель, который преподавал религию, настраивал детей против меня. Я вернулся в школу спустя 2 года, но учился уже не со своими одногодками.
Сбор вещей и дальняя дорога
Однажды, 7 апреля 1951 года, в два часа ночи кто-то постучал в нашу дверь. Это были «истребки» (истребительный батальон[1], вооруженный карабинами) и представители местной власти Роздола – группа из 10–15 человек. Машину подогнали прямо во двор. И объявили: «Даем вам два часа на сборы – вас выселяют за пределы Украины». И мы начали собираться.
У нас было хозяйство: корова, две козы, поросенок, куры. Все это пришлось оставить. Не разрешили даже зарезать и взять с собой мясо. Только глава сельсовета (он был русский), очевидно, зная, куда нас повезут, сказал: «Бери пилу и топор, они тебе пригодятся», – вот так и сказал.
Я помню, как успел взять перину и подушку, а в последний момент схватил кресло, но его взять не разрешили. В то время родители были очень богатыми. Мой отец заработал свое состояние усердным трудом в Америке во время массового переселения. Все ценные вещи у нас, конечно же, забрали.
Два часа пролетели очень быстро, затем участковый велел: «Закрывайте дом». У меня в руках был большой висячий замок, им я закрыл дом и ключ отдал участковому. Нас троих, отца, маму и меня, посадили в грузовик и повезли прямиком в Розвадов на станцию. Мне не было страшно, я сразу принял все, как есть. Тут, на станции, мы были не одни – пред нами стоял целый эшелон с людьми, которых посадили на поезд раньше нас. И только тут мы, наконец, узнали, куда нас везут!
Интересно, что нас сначала погрузили в один вагон, потом – в другой, потом перевели в еще один. Кто бы мог подумать, так я оказался в одном вагоне с Олей, которая позже стала моей женой!
Нас посадили в обычный товарный поезд. Там было очень много людей, около 50 человек. Сложно было даже передвигаться по вагону или найти место, куда положить вещи. Еще одной трудностью было то, что мы, сельские жители, привыкли топить дровами, а здесь был уголь. В соседнем вагоне чуть не произошел пожар из-за того, что не рассчитали количество угля. Но все обошлось, никто не пострадал. В дороге нас кормили раз в день, еду выдавали на станции во время остановки поезда. Мы переживали, но не унывали. Больше всего в поезде нас поддерживало пение песен хвалы Богу. Мы пели так усердно, иногда казалось, что от нашего пения раскачивался весь наш огромный вагон.
Вот что про этот период рассказывает моя жена:
«7 апреля 1951 года в возрасте 11 лет меня вывезли в Сибирь. Нас забрали сотрудники НКВД, предварительно дав 2 часа на сборы. Нам попались добрые люди, они сразу говорили, что необходимо брать с собой, что нам там пригодится. Мой отец был отличным сапожником, поэтому солдат сказал ему, что нужно взять швейную машинку для обуви. А мне помогли достать с полки книжки и сказали: «Там еще в школу пойдешь». Хотя нам сказали, что на сборы два часа, но на деле позволили собираться до утра.
У нас была корова, свинья, куры. Моей маме сказали: «Зарежь кур, будет тебе что варить в вагоне». Позже нас это очень выручило. Когда нас посадили в грузовик, уже наступило утро, и на шум выходили соседи. Когда мы ехали, мама выкрикивала: «Нас вывозят за веру Христову!»
В вагоне с нами ехал грудной ребенок. Я это хорошо запомнила, потому что Миросе было 11 месяцев, а мне – 11 лет. Мирося лежала в колыбельке, а колыбелька стояла на сундуке, потому что разложить вещи было некуда, даже просто ходить по вагону было невозможно. Я ее все время качала. Часто взрослые говорили: «Оля, перестань ее качать, разбудишь!» Мне было весело и интересно ехать в поезде.
Как-то один молодой человек попросил у меня цветные карандаши, их у меня было много. Я дала ему горсть карандашей, и он на бумаге написал: «Мы Свидетели Иеговы». Этот лист он прикрепил за окном, и так люди знали, кто мы».
Приезд и адаптация
По приезду нас всех согнали в баню. Там нам дали возможность помыться впервые за двухнедельную поездку. После этого согнали в клуб. Комендант заставил нас подписать документ, что мы приехали в Сибирь навсегда и не имеем права возвращаться.
Меня с родителями поселили в бывшей конюшне, оборудованной перегородками. Там было полно клопов. Ночью они так сильно кусали нас, что утром все тело покрывалось следами от укусов. Я сделал «приче» – что-то наподобие кровати, но клопы взбирались по ножкам кровати на тело и кусали. Тогда я приспособился: взял консервную банку, налил туда воды и поставил в нее ножку кровати. Клопы не могли перелезть через банку с водой. Но они тоже быстро приспособились: стали лезть по стенам, по потолку, а с потолка падали на нас. Тогда мы обмазали стены глиной и побелили потолок в бараке. Проблема была решена.
Климат в Сибири очень отличался от того, к которому мы привыкли. Летом здесь жара плюс 40 градусов, зимой же – мороз до минус 50. Я подумал, что зима идет, а у меня нет валенок … Смотрю, на рынке есть один большой, а другой маленький. Поэтому я купил на одну ногу великоватый, а на другую – маловатый. Но я был счастлив, что теперь у меня есть валенки и я могу дойти до работы. Летом нас заедали тучи комаров. Чтобы защититься от комаров, я намазывал лицо солидолом. Приходя домой, я брал нож и сдирал солидол с лица вместе с комарами.
Была школьницей, стала усердной работницей
Моя жена вспоминает свою жизнь в Сибири:
«Мы приехали в поселок Лесозавод города Зима. В Сибири я пошла в школу. Помню, когда умер Сталин, в школе все дети плакали. Я не оплакивала Сталина, за это меня избили, и я пошла домой вся в слезах. Отец спросил меня:
– Оля, почему ты плачешь?! Доченька, что случилось?!
– Сталин умер!
– Так ты его оплакиваешь? – спросил папа.
– Нет, я плачу, потому что меня в школе избили за то, что я его не оплакивала!
Быть не таким как все в то время было сложно, и не только взрослым, но и детям. Моя учеба закончилась в 7 классе. Учиться было очень тяжело, потому что учеба была на русском языке.
В 14 лет я работала на фабрике для несовершеннолетних лесоперерабатывающего цеха. Мы с другими детьми пилили доски для ящиков. А когда я освоила швейное дело, то работала в ателье на заводе, шила верхнюю одежду. Меня обучал очень талантливый портной – Левый. Начальство стало замечать мою честность и успехи в работе. За это меня уважали и рабочие, и начальство. За качественный труд меня награждали почетными грамотами (я до сих пор храню их), а также премиями и подарками. Местные жители часто выражали удивление: «За что вас вывезли? Вы не курите, не пьете, работаете, нам бы побольше таких!»
Происшествие на работе
Меня поставили работать на молевой лесосплав по реке Оке. Я не умел плавать, но это мало кого волновало. В мои обязанности входило следить за тем, чтобы лес успешно транспортировался по реке, как по магистрали. Однажды образовался сильный затор и весь лесосплав оказался заблокированным, поэтому начальник отправил меня решить эту проблему. Мы с напарником подплыли на лодке к месту затора. Там образовалась шестиметровая гора колод, создав дамбу. Мой сотрудник пришвартовал лодку возле одного из бревен. Дойдя до центра затора, мой напарник багром подковырнул одну из колод, и – «шур, шур, шур, шур» – эта огромная гора древесины мгновенно расплылась по реке и с бешеной скоростью помчалась по течению. В этот момент мой напарник побежал по бревнам и успел добраться до берега, а я, находясь посреди реки и потеряв шанс вернуться на сушу, несся по течению, стоя на широком бревне, которое, к тому же, стало крутиться у меня под ногами. Чтобы не утонуть, я изо всех сил всадил багор в бревно и, словно штурвалом, управлял им целый километр, пока не смог сойти на берег.
Позднее я работал на пилораме под открытым небом, там я отбирал доски. Работал в три разные смены по 10 часов. Когда приходил после третьей смены, на мой ватник от пара налипал снег сантиметров восемь. Было невыносимо тяжело, я был вынужден пойти в отдел кадров и написать заявление о желании сменить работу. Мне дали работу грузчика, а со временем удалось устроиться на мебельную фабрику.
Противодействие
Из Москвы специально прислали сотрудника госбезопасности, который присматривал за Свидетелями Иеговы. Он вызывал меня на допросы, главной целью которых было заставить меня предать своих единоверцев. Не получив от меня никакой информации, этот мужчина стал угрожать, что сошлет меня еще дальше. Я ему ответил: «Ну, значит, поеду дальше». На этом допросы прекратились.
Однажды, когда мы все собрались, чтобы отметить Вечерю воспоминания смерти Иисуса Христа, на нас устроили облаву. Потом нас судили. Чтобы нас унизить, собрали людей со всего поселка и со всего завода, и посадили нас перед всеми на скамью подсудимых. За участие в Вечере воспоминания некоторых Свидетелей наказали сокращением зарплаты на 30 процентов.
Из-за запрета и слежки у нас было очень мало духовной литературы. То немногое, что у нас было мы переписывали в тетради, перепечатывали, позднее делали фотографии. И все это нужно было прятать, потому что могли отобрать.
Не словом, а делом
Перед нашим приездом местные власти в Сибири распространили негативную информацию о нас, поэтому жители были агрессивно настроены. Но мы не опускали рук и всегда старались доказать свою веру, в первую очередь, не словами, а на деле. Со временем люди стали хорошо к нам относиться, а у некоторых появилось желание узнать больше о Библии. Однажды ко мне в мастерскую пришел мужчина и попросил застеклить раму. Я ему с радостью помог, а денег не взял. Он был поражен, ведь в то время всем не хватало денег, и никто не упускал возможности подзаработать. Позднее он рассказал мне, что в тот день у него были деньги только на одну буханку хлеба, а когда разбилось окно, он понял, что сегодня его семья останется голодной. После этого он захотел поговорить со мной о Боге, и со временем он сам и некоторые его родственники стали Свидетелями Иеговы.
За 18 лет жизни в ссылке мы очень привыкли к местным людям и уже чувствовали себя как дома. Когда нам разрешили вернуться домой, местные жители не хотели, чтобы мы уезжали. Они все время говорили: «Если на Украине вас не примут, возвращайтесь».
Возвращение домой
Когда мы вернулись в родной город, то снова столкнулись с недоброжелательностью и подозрением. Местные власти не давали нам разрешение на прописку из-за того, что мы были в ссылке. Но благодаря нашей хорошей репутации этот вопрос со временем решился. Когда мы немного обустроились, то под предлогом празднования Нового года или новоселья собирались вместе с единоверцами. Вместе мы слушали записи библейских речей и песен, пели, читали духовную литературу, играли на аккордеоне, а дети рассказывали стихи.
В 80-х годах я подпольно переводил духовную литературу. Хотя во время запрета это означало идти на риск, я хотел духовно ободрять своих единоверцев. Для нас были важны совместные встречи, которые проводились в лесу. Однажды, помню, лил сильный дождь, но мы все равно пришли и слушали стоя.
Оглядываясь на свою насыщенную жизнь, я с уверенностью могу сказать, что ни о чем не жалею. Я даже готов, если потребуется, еще раз пройти через все это. Еще в 14 лет я дал Богу обещание до конца жизни руководствоваться его Словом. И я уверен, что, когда тебя преследуют за твои убеждения, нужно, как никогда, оставаться им верным.
На основании своего жизненного опыта могу сказать, что в этом мире все быстротечно и нестабильно, а хорошие отношения с Богом и людьми – это лучшее, что у нас может быть.
[1] «Истребки» проводили в основном так называемые «военно-чекистские операции», то есть облавы, охрану сельсоветов и тому подобные.